А—й Ляпустин. Аятское село (1866)

Пермские губернские ведомости. Пермская губернская типография, 31 декабря 1866. № 105. С. 423–424.
Набор текста: А. Г. Ушенин.

Аятское село (прежде слобода) Екатеринбургского уезда, в 70 верстах от Екатеринбурга, в 7 верстах в стороне от Верхотурского тракта, при речках Аяте и Сапе, замечательно преимущественно по залегающим вокруг него золотоносным россыпям. Лежит оно в логу в пространстве 3-х верст и, по мнению опытных рудопромышленников, на месте самого селения залегает такое богатство золота, что охотник-капиталист могу бы рискнуть на всецелый откуп этого места у аятчан, – если бы, разумеется, они согласились на такую уступку. Но хотя и на золоте стоит это село, а часто здесь, в силу пословицы, «через это золото льются аятские слезы». Крестьяне за неимением плодородной земли принуждены жить только так называемыми старательскими работами по добыче золота, производимой Невьянским и Верх-Исетским заводами, и потому состоят в сильной зависимости от управлений этих заводов. Так, когда в 1864 году они не позволили Невьянскому заводоуправлению производить добычу золота на своих полях, запросив на право этой добычи в вознаграждение сумму заводам неугодную, то заводоуправление лишило их старательских работ, а чрез то и единственного средства к пропитанию. Каменистая почва этой земли далеко не вознаграждает всех трудов хлебопашества, и потому при отсутствии заработок крестьяне по необходимости остаются как бы в новом прикреплении к заводам. По этому делу завязалась теперь серьезная переписка и трудно предвидеть, чем оно окончится. В настоящее время оно рассматривается в министерствах финансов и государственных имуществ.

Предки нынешних крестьян Аятской волости, поселяясь на эти земли, не предвидели тех невзгод, какие привелось в настоящее время переносить их потомкам, а потому и не постарались навсегда упрочить за собою все необходимые удобства крестьянского быта.

Да, впрочем, такое предвидение их едва ли к чему и послужило.

Вот грамота и коренные права Аятской волости:

«Лета 7178 ноября в 27-й день, по указу великих государей память Верхотурского уезда на Аять сатчику крестьянскому Фролку Арапову: писал ты на Верхотурье к стольнику и воеводе к Федору Большему Григорьевичу Хрущеву, да с приписью к подьячему к Богдану Софонову, в прошлом де в 177 году по указу великих государей и по верхотурской памяти велено тебе в Верхотурском уезде на Аяте новая слобода строить и крестьян прибирать великих государей на денежный оброк, и ты де Фролко по указу великих государей и по верхотурской памяти в Верхотурской уезд на Аят в новую слободу призвал и прибрал на денежной оброк вновь семнадцать человек крестьян Ивашка Арефьева с товарищи с женами и детьми; и те де крестьяне на Аяте в 177 ко 178 году сеяли десять десятин ржи, да оне же крестьяне поставили к весне для двороваго заводу двести копен сена; а как де крестьяне учнут на весну дворы ставить и строить, по них возьмешь ты в житье их да на денежном оброке поручные записи и пришлешь на Верхотурье тотчас; и ныне де без указу великих государей и без верхотурской наказной памяти новоприборных крестьян селить по коих мест и урочищ не знаешь потому, что де у тебя великих государей указу и верхотурской наказной и слободской памяти нет; а по сыску верхотурского сына боярского Ильи Будакова и по твоему Фролкову челобитью того места от Арамашевы слободы вверх по Режу реке до Каменки речки двадцать верст, а от Каменки речки до Аята озера подле Реж реку чистыя поля и дубровныя порозжия места Верхотурской уезд и новоприборных крестьян селить есть где; и великих государей указ учинить, по коих мест и урочищ подле Реж реку новоприборных крестьян селить великих государей на денежной оброк, и для новой селидьбы на сколько крестьянам лет давать льготы, а как де воровская черемиса учнут селиться, и крестьяне с воровскою черемисою в соседях не будут жить, потому боятся де впредь воровства.

И как к тебе сия память придет, – тебе б по указу великих государей по прежней верхотурской и по сей памяти против сыску верхотурского сына боярского Ильи Будакова и арамашевских крестьян и беломестных казаков за руками на том месте в Верхотурском уезде от Каменки речки вверх по Режу реке до Аяту озера вновь тебе Фролку слобода строить и пришлых вольных крестьян селить вновь призывать и селить в Верхотурском уезде на порозжих землях и в угожих местах и пристойных, чтоб им можно было возле заводить пашни и сенные покосы и всякими угодьи, а льготы крестьянам давать смотря по людям года по два и по четыре и по пяти лет; а об оной, чтоб тебе великим государям порадеть и слобода построить и крестьян поселити, и сколько человек в той слободе крестьян приберешь и поселишь, и тебе б по них крестьянах прибору своего в житье и в оброке взяти поручныя записки прислать на Верхотурье и в том писать отписку, и записки велеть подать в приказной избе стольнику и воеводе Федору Большому Григорьевичу Хрущеву да с приписью подьячему Богдану Софонову.»

На копии подписано: приписал Иван Матвеев, с подлинного читал Андрей Овчинников, с копиею читал подьячий Константин Рыслов.^[1]

В настоящее время у крестьян Аятской волости идут бесконечные споры о землях и лесах с Невьянскими и Верх-Исетскими заводами. Большей частью крестьяне основывают свои права на земли на так называемых данных царя Алексея Михайловича; напр. на данной 1675 г. и на закладной 1671 г. крестьянину Дедюхину, по которым закреплены за ним ясачные угодья, в границы коих входят спорные земли. По преемству эти угодья и перешли ко крестьянам, но заводы не позволяют ими пользоваться, так как крестьяне имеют на них только ясачное право. Да впоследствии император Петр Великий грамотами 1702 и 1704 годов и эти права отнял от крестьян; так, в первой из них сказано: «владеть ему (тулянину Никите Демидову) лесами, землями и всякими угодьями во все стороны по тридцати верст (какой меры?) покамест земли и угодья Аятской и Краснопольской слобод бесспорно». Вот на это-то слове «покамест» и держится спор: значит ли оно до или включительно?

Заводоуправление (Верх-Исетское) настаивает, что нужно разуметь: включительно и притом версты считает в 1000 сажен, а крестьяне понимают под словом «покамест» угодья, простирающиеся только до их границ, и версты считаю в 700 саж. Для спора тут поле широкое. Наконец грамотою 1703 года, его же Петра I-го, и все крестьяне Аятской волости со всеми своими землями и угодьями были отданы заводам Демидова для работ. Хотя впоследствии аятские крестьяне распоряжениями Правительства о снабжении заводов, вместо приписных крестьян, непременными работниками, были освобождены от заводских работ, но права их на земли при этом не были надлежащим образом уяснены.

Мне выпал случай поближе познакомиться с аятчанами, людьми особого склада. Кому в Пермской губернии не известна поговорка: «логинцы да аятцы – родные братцы?»

Приравнивая одних к другим, этой поговоркой выражают здесь характеризующую их практическую сметливость. И подобно отдать справедливость крестьянам Аятской и Логинской волостей: народ пробойный и вкрадчивый. Несмотря на это, наблюдатель поражается их, сравнительно говоря, бедностью, хотя по наружному своему виду они и представляются щеголеватыми.

Я разговорился с одним из аятских старожилов про их житье-бытье и много услышал любопытного от этого старика.

—Вы не судите, рассказывал он, по теперешнему о нашем житье: так народ наш помельчал в последние годы. Допреж сего мы жили богато: земля хоша у нас бедная, да золото помогало. Хлеб и прежде, да и ныне запасали из нас только человека два, три. Вот такие-то у нас и теперь богато живут, потому как все у них забирают хлеб. А тут они какую уж заломят цену, ту и давай им: не в Невьянск же за 30 верст ехать: там еще дороже. Народ наш привык к легкой наживе; ну, ему и несподручна пашенная-то работа. Вот как в последние годы привелось жить на одни старательские работы, так и начали все крепко нужнеть, кроме, конечно, хлебников. Сколько намыл в день золота, сдал его смотрителю на приисках, получил денежки, да и в кабак; тут, значит, и сохранная казна у нас. А как станешь изо дня в день ночевать в кабаке, так и хлеба-то меньше будешь есть; поотвыкнешь от дара Божьего, и все больше норовишь, как бы этого проклятого пойла – винишша^[2] налакаться. Вот и пошло все на раззоренье. А ныне и в старательских работах нас стеснили.

Но в старые годы народ у нас жил состоятельно. Только не знаю, хвалить ли его за это? Правду-то сказать, богачество это было больше на счет беззакония: крупкой, изволите знать, торговали.

—Т. е. какой же это крупкой?

—Да золотой крупой. А случалось, что и не золотой, да за золото шло. До какой хитрости, подумаешь, доходили. Спервоначала золотили серебро, и эта крупа за золото шла; но покупатели разузнали доподлинно и не потерпели подлога. Ну, так стали медь золотить, и ту стали браковать. После этого, догадались из кузниц шлак золотить; и долго этот шлак шел за золото, и много денег нажито этим шлаком. Под конец мошенники мошенничество открыли; тогда уж начали отсыпать чистым золотом.

—Да как же так? Видно, уж эта торговля шла гласно? И ужели начальство не могло прекратить такого явного преступления?

—А Бог его знает, как это все происходило. Ведь и народ-то этим делом занимался тонкий. Я вам скажу про это один случай.

«Был в нашей волости богатейший купец, торговавший этим запретным товаром. Все знали это, и начальство всячески старалось его уличить, да не могли ничего поделать: прозвитерной был человек. Вот раз доносят про него становому, что де такой-то в такую-то ночь повезет золото в Ирбитскую ярмарку. Становой послал казаков караулить его у села. Видят казаки: едут двои сани, и в задних сидит этот нужный им человек. Накрыли его и давай обыскивать. Купец, видя беду неминучую, выхватил из-за пазухи мешок и давай из него рассыпать по снегу золотую крупу; не доставайся де ни мне, ни вам. Казаки сгребли это золото со снегом; арестовали и представили по начальству вора с поличным. Уперся этот человек и говорит: «знать ничего не знаю, никакого золота я не рассыпал». А уличить одними казаками его тоже нельзя было, потому как дело было без понятых. Наконец в суде он осмотрел хорошенько это золото, да и говорит: «я по моим старательским работам видал золото и знаю, какое оно есть; а это вовсе не золото». Что же это? спрашивают. – Не знаю, только не золото. Освидетельствовали: оказался шлак позолоченный. Так вот оно, говорит, что значит, судьи почтенные: казаки-то полицейские занимаются подделкой золота, да и подбрасывают его добрым людям. И что же? ведь оправдался. Что было после этого казакам, про то не знаю. Только уж и хохотал же после этого купец. Дело все состояло вот в чем: проведал дошлый купец, что его поймают на дороге, взял с собой позолоченный шлак, а впереди себя послал ехать сподручного человека, на которого казаки не обратили внимания, а прямо взялись за купца. Тем временем, пока они возились с ним, сподручный ехал, да ехал спокойно вперед, да спокойно в Ирбите и сдал золото в воровские руки; а, домой воротившись, и деньги за золото передал хозяину. Только и больно же опасно этим ремеслом заниматься: друг у друга отнимают золото, как волки. Это хуже всякого разбоя; потому, жаловаться нельзя на таких разбойников: пожаловаться, значит, живьем посадить себя в острог за воровство отнятого золота. От этого, от самого, загиб и тот купец, что я вам сейчас говорил. Сколотобил он однажды пудика два с лишком золота, да и послал его на Ирбитскую ли, в Троицк ли, – не знаю; да против него нашлись приятели, подкараулили его дорогой, да и отняли у него золото. Он и не захотел-было расставаться со своей мамоной, супротивничать начал, но за это ему бока в свалке крепко намяли. Между тем, начальство про это как-то наведалось. Спрос учинили; он с горя не знал, что и говорил. Подозрение сильное на него пало, а тут он запил, да так и замотался: воровское добро впрок не пошло.»

Много мне рассказал таких побывальщин мой старик и закончил тем, что воры присмирели со времен Миронушкинова разгрома. До сих пор памятен по всему Уралу Иван Миронович (или как его называли: «Миронушко») – сначала интересан, проходимец, скупщик, а потом грозный преследователь всех хищников золота.

Около 1850 года до сведения Правительства дошло, что на Урале сильно развито хищничество золота. Тогда, для искоренения этого зла потребовались чрезвычайные меры. С этой целью и был командирован в 1850 году на Урал жандармский капитан Н—й Гр—ч Коломейцев. Около года, под псевдонимом купца Ивана Мироновича Миронова, он выведывал следы хищничества и наконец, предъявив свое полномочие от Правительства, открыл злоумышленников. По этому делу тогда предано было суду до тысячи человек преступников.

А—й Ляпустин.

1. Подлинная копия свидетельствована Верхотурским Уездным Судом с приложением печати 19 января 1848 года; скрепил уездный судья Яков Старицын. Секретарь <П>авлов.
2. Т. е. винища (вино).